Северное сияние
Придя домой, Джон немедленно разделся и десять минут без движения простоял под холодным душем. Вода возвращала силы организму, хотя её температура никогда не опускалась ниже 80-ти градусов по Фаренгейту. Зимой в городе Сан-Диего, где жил Джон, стрелка термометра крепко держалась за отметку сто. Ночью можно было насладиться и двузначными температурами, поэтому, будучи неженатым, Джон спал во дворе на раскладушке. Использование кондиционеров в тёмное время суток считалось административным правонарушением, а повторные случаи могли привести к разбирательству в уголовном суде. Центральная информационная станция автоматически фиксировала любое включение и выключение кондиционера, также как и любого другого электрического прибора. Электричества было много, но использовать его рекондовалось по строго выверенной инструкции, которую постоянно обновляли на Станции. В основном обновления происходили в сторону ужесточения правил.
Выйдя во двор в одних трусах, Джон прошёл прямиком к раскладушке. После напряжённой интеллектуальной работе в течение дня ему было трудно заснуть. Помогал клоназепам. Одна таблетка, и всё, безмятежный сон почти до самого будильника. Безмятежный, за исключением снов. В эту ночь Джону снилось всё то же «северное сияние». Вначале мириада огней холодного светового спектра, от фиолетового до нежно-голобого, возникала вдоль всей линии горизонта, а потом из леденящей дали приходили прохладные волны. Едва Джон входил в эту воду, с небес на него проливался освежающий дождик – температура воды была в точности такая, какую он привык испытывать в душе. Дождик проливался, но не кончался, а шёл на протяжении целого сновидения. Самые разные события происходили в снах нашего героя, но дождь неизменно ионизировал атмосферу падающим пунктиром. В этом пунктире можно было двигаться, дышать, жить. Такова была изначальная диспозиция сна. Проснувшись утром, Джон забывал сюжет ночного приключения, но он чётко помнил, что любой сон происходит из холодных огней «северного сияния» под освежающий пунктир с небес.
Программировал он с детства. Впервые познакомился с языком Айс в возрасте 13 лет, и с тех пор был фанатиком обработки данных. Если брату его Джеку, биологу по профессии, весь мир представлялся единым организмом под названием биосфера, то для Джона в природе имели значение только элементы данных, из которых при счастливом стечении обстоятельств можно было сконструировать информацию, а далее – извлечь некое знание о мире, то есть, в конечном итоге, знание о тех же элементах данных, необходимых для получения информации. Джон даже начал осознавать, что вселенная, как он её понимал, заставляет его мчаться по замкнутому кругу, подобно белке в колесе. Но тут же соображал, что само это знание есть нечто новое в его жизни. Знание – в нём заключается красота природы и смысл его, Джона, существования.
Однако в эту ночь произошло нечто неординарное. Вернее, это случилось утром, когда Джон проснулся. Странность заключалась в том, что сон не был забыл, и каждая его деталь сохранена в ячейках оеперативной памяти ошарашенного этим фактом Джона. Он вошёл в дом, включил компьютер и собрался печатать, но тут же передумал, достал из ящика стола тонкую линованую тетрадку, ручку и стал записывать: «Большое помещение, там холодно, температура ниже температуры душа. Постоянный шум работающего агрегата. Агрегат состоит из множества плат, похожих на платы в смартфоне, только не зелёных, а разных холодных оттенков. Если это смартфон, тот он не только гигантский, но и, я бы сказал, величественный. Он переливается огнями. Если смотреть издалека, напоминает пожар горизонта, но пожар такой, будто горят химикаты, которыми не может быть наполнен воздух. Ведь огонь не бывет похож на холодные радужные переливы! Подобными огнями горит только северное сияние, которое мне снилось многократно».
Джон услышал звуки сирены за окном, быстро спрятал линованую тетрадку в ящик стола и вышел во двор. Через ограду к нему устремился медицинский киборг в белоснежном шлеме. Он мгновенно поднёс эфирную маску к лицу Джона, подхватил Джона на руки и перенёс на операционный стол прямо в кузове автомобиля «скорой помощи». Джон опять погрузился в привычное сноведение, где мириада огней холодного светового спектра возникала вдоль всей линии горизонта. Но этот сон был прерван неожиданным пробуждением, а когда Джон проснулся, то лежал в своём собственном дворе на раскладушке, никаких посторонних вокруг не было, и лишь соседская собака лаяла по известным только собакам соображениям.
На протяжении всего дня, а было воскресенье, выходной, он чувствовал лёгкое головокружение, и поэтому не выходил из дома. В какой-то момент присел около компьютера, увидел в открытом ящике стола линованую тетрадку, достал её и зачитался текстом на первой странице: «...постоянный шум работающего агрегата... множества плат холодных оттенков... переливается огнями...» Сирена вновь засвистела на улице, где-то рядом. В комнату влетел белый дрон, урашенный красным крестом. Дрон был размером с футбольный мяч. Застав Джона за чтением линованой тетради, он мгновенно просканировал текст и передал сообщение: «Этому господину приснились данные о большом компьютере Центральной иформационной станции, и чистота открытого потока знаний, свойственная «Северному сиянию», может быть непреднамеренно скомпрометирована. Рекомендуется глубокая чистка всех запоминающих устройств, причём незамедлительно». Прошло около минуты, прежде чем пришло ответное сообщение. Белый дрон с красным крестом выстрелил эфирной маской прямо в лицо Джона. Линованая тетрадь была уничтожена на месте в портативном электронном шредере. К дому подлетел хирургический дрон с нейрохирургами на борту. Джон опять видел сон, но радужное сияние в нём мутировало в сияние исключительно зелёного цвета. Эти огоньки, столь привычные каждому молодому человеку с самого детства, светились настолько естественно и повседневно, что запомнить подобное сновидение Джону не удавалось. Ему стало казаться, что сны вообще прекатились. Он смутно помнил, что когда-то раньше, давно или недавно, по утрам его волновали сюжеты прошедшей ночи, но теперь он думал, что эти детские кошмары, слава богу, прошли. «Ну вот ты и повзрослел, Джон!» – говорил он сам себе.
10 декабря 2017 года