Москва, Одесса

                                             посвящается маме

 

1. Одесса

 

Когда-нибудь приеду я в Одессу,

Мой дед Арон там в юные года

В театре выступал, в балетных сценах,

А в море заплывал так далеко,

Что берег виден был, как горизонт.

Когда-нибудь приеду я в Одессу,

Но это будет город уж не тот,

Что дед однажды, 75 лет назад,

Оставил, перебравшись в Третий Рим

И там создав семью.

Его отец

И мать

В Одессе жили до войны.

Однажды

Пришли нацисты, и последний мост

Москва-Одесса

Был навеки взорван,

И никогда потом уж, никогда

Мой дед не возвращался в этот город...

Мой дед жил долго, умер в новом веке.

Меня в Одессу он не приглашал,

И я там не бывал.

Когда-нибудь...

 

2. Музыка

 

Недавно я был на концерте оркестра Андре Рею

И видел там деда Арона, который давно в раю.

Увы, я не знал его в прежние годы, увы, не знал,

А тут распознал вдруг по силуэту...

А этот зал,

И каждое кресло, и каждый проход меж кресел

Был весел мажорной музыкой, жутко весел.

Я тоже был весел и пьян разноцветным светом,

Но деда припомнил, увидел – лишь силуэтом

Меж кресел в зале. Мой дед подпевал оркестру,

Особенно в такт "Болеро" это было к месту,

А также, когда заиграли "Полюшко-поле",

Я вспомнил подругу седых волос его, тётю Полю.

Но всё это – я, это детство проснулось, юность,

И кровь моих предков одесских тоже проснулась,

И кровь моих предков, которые по пустыне

Ходили когда-то, а я ведь хожу доныне,

Я с ними хожу впотьмах, борода седая,

Всё тот же еврейский мякиш в душе снедая.

 

3. * * *

 

Чем меньше слов,

Тем звонче речь.

И мой глагол

Пора пресечь.

Пора уйти

От тех длиннот,

Что нас влекут

В тоску болот,

Пора понять,

Что краткость есть

Полёт пера.

Длинноты – жесть.

 

4. Москва

 

Когда-нибудь, встретившись с дедом снова,

Я попрошу досказать мне один рассказ...

Лето. Полдень. Влажность. Москва. Кусково.

Гости столицы. Дети. Рабочий класс.

Старые клёны, дубы, берёзы поменьше.

Посередине поляны – главный вожак.

Лес был, но так себе лес был, и жил там леший,

Так себе леший, вполне рядовой лешак.

Старая песня была ему слаще новой,

Но за железной дорогой, что в двух шагах,

Город гремел, и, ко всему готовый,

Леший безропотно прятал по дуплам страх.

В юности было светло, не свербило в подкорке,

Песни слагал про любовь и письма писал.

Но укатали и сивку крутые горки,

Леший познал, кто лорд здесь, а кто вассал,

Позеленел, чтоб навеки с листвой сродниться,

Чтоб не лежать в светлое время суток ничком.

Ибо лицо – не то, что людские лица:

Кровь зелена и вздёрнутый нос сучком.

Он растекался по древу, любя порядок,

Всем улыбался и кланялся, и шутил,

И оттого был людям почти не гадок,

Даже детей своих лешенских окрестил,

Чтобы никто не смог углядеть в них порчу,

Чтобы жилось его детям легко, светло.

Дожил до старости, умер беспечно ночью,

Зимнею ночью, и снегом его замело.

Через три месяца снежный покров растаял,

И на поляне, той самой, где умер он,

Дерево выросло. Крона его густая...

Странные сказки прятал за пазухой дед Арон.

 

5. Панихида

 

Дед был добряком и душегреем,

Не любил рисковых авантюр,

Средь евреев не был он евреем,

В сущности, пройдя антигиюр*.

Дед мой человек был осторожный:

Никогда не лез он на рожон,

С давних пор остался в нём подкожный

Страх, который мог бы быть смешон,

Если б не московская прописка,

Да ещё на Набережной дом...

Чёрный ворон опускался низко

По ночам над Каменным мостом,

Краткий шум на лестничной площадке,

Тишина к утру на этажах…

Новые жильцы. В сухом остатке –

Идеалы, идолы и страх.

Страх туманом утренним садится,

Москвичей в заложники беря.

Каждая истории страница

Вышла из страниц календаря.

Дед был человеком с чувством долга,

Никогда не верил чудесам

И не знал, что проживёт так долго,

Что потом дивиться будет сам.

Он не опускался до обиды,

В разговорах был, скорее, нем.

Пережил такие пирамиды:

НЭП, социализм и МММ!

Странные дела происходили,

Всех не рассказать в один присест…

Что ещё припомнить? На могиле

Был начертан лазаревский крест.

Дед мой был большой любитель правил,

Но в одном – чудовищно не прав:

Мемуаров так и не оставил,

Хоть и был изрядный каллиграф.

Путь от правды к мифу есть крещендо,

Вот, и дед мой тоже мифом стал.

Пусть живёт семейная легенда –

Голос предков, ледяной кристалл.

 

6. Кода

 

Вот проплыла и эта полоска света,

Что остаётся, когда позади сюжет?

Что есть поэзия? Кроме души поэта,

Нет ничего. Поэзия – сам поэт.

Как хорошо, окончив трактат о Боге,

Песню о жизни, сказ о родной стране,

Перевести дыхание в эпилоге,

С новорождённым оставшись наедине,

В этот момент посмотреть на зарю заката,

Перелистать страницы черновика

И улыбнуться, и выпить бокал муската –

Всё, что ты выжал из русского языка.

 

21-26 марта 2013 года

 

*Антигиюр – слово, придуманное автором. Гиюр – процедура обращения нееврея в евреи.