Воспоминание
…Потом это всё пропало,
ушло, как уходят гости.
Не то чтобы было мало,
А не было как бы вовсе,
В помине, во веки веков,
И память о том простыла.
Как в прошлое мир ацтеков,
В бумагу ушли чернила,
Натянутые на строчки.
И прошлое без развязки,
Протекши из оболочки,
Ушло во владенья сказки,
Проникло в земные недра
И стало там чернозёмом,
Отметившись в стиле ретро
Штрихами на чём-то новом.
10 мая 1997 года
* * *
Конечно, проходя по острию,
Порезаться совсем не мудрено.
Когда я беспорядочно острю,
Скисает кровь, переходя в вино,
Рассудок тяжелеет, как сума…
В такой, почти правдоподобный час,
Поэзия рождается сама
И никогда не спрашивает нас.
19 мая 1997 года
Океан
Океан - не безбрежная гладь, с самолёта так явственно видная людям,
А неведомый мир, где мы не были вовсе ещё и, наверно, не будем.
Океан - не предмет поклонения или, напротив, источник разврата,
А абстрактная масса, которая медленно, но уплывает куда-то.
Даже если наскучит всё от корки до корки, от "аза" до "ятя",
То, что мыслью своею и духом за долгие годы сумею объять я,
И опять и опять поглощать тот неправдоподобный эпитет,
Что подобен неправде - океан - он меня никогда до конца не насытит.
Май - 1 июня 1997 года
Вокруг меня. Упражнение в рифмах
…Шестеро, шестеро серых утят.
А. Галич
Вокруг меня - страна других людей.
Кто я? - Быть может, русский иудей
Иль иудейский русич? Но скорей
Ни то и ни другое. Здесь, в ЮСА,
Где ходят даже бабушки в трусах
По улицам; где вешу на весах
Не семьдесят кило - сто пятьдесят
Американских фунтов; где висят,
Как над Россией шестеро утят,
Воздушные шары над Сан Диего;
Где каждому есть место для ночлега
И полоса для взлёта, для разбега…
Я - русский иммигрант и программист,
На Wild West сменявший Wild East…
Когда не пью, я чаще пессимист.
(Признаться надо, что не пью всегда я,
От этого ни капли не страдая.)
И пессимизмом тем себя съедая,
Всё думаю: ну кто же, кто же я?
Тропические фокусы жуя,
Осознавая прелесть жития,
Всё задаюсь бессмысленным вопросом,
Насущным кажущимся тем великороссам,
Что словно близнецы "партайгеноссам".
Я стал американцем - это так.
Хотя акцент - как будто Божий знак -
Всегда со мной, и всяческий чудак
(Цензурными словами выражаясь),
Так по-американски улыбаясь
И быть со мной приветливым стараясь,
Всё повторяет: "Where are you from?" -
В виду имея: где твой отчий дом.
Я, Михаил Лукач и Миша Ромм,
Здесь Michael я. "I am from San Diego," -
Так отвечаю я, жилец ковчега,
Где старожилы не припомнят снега.
Да, я жилец ковчега, ибо здесь
Для каждой твари пара где-то есть -
Такая выразительная смесь
Вероисповеданий и народов,
Кровей, речей, уставов, огородов,
Героев, проходимцев, антиподов.
Вокруг меня - страна. Страна людей.
Я - словно древнерусский берендей,
Иль древнепалестинский иудей.
Я сам себе внушаю изумленье…
Так совершают вечное движенье
Перо, бумага, муза, вдохновенье.
1 июня 1997 года
* * *
Мой Иден крепко спит и видит сны.
Ему, возможно, снятся алфавиты.
Он повторяет "эй-би-си-ди-и",
И "а-бэ-вэ-гэ-дэ" в обойму слиты.
Да, именно в сознании его
То, что для нас лишь буква и не более,
Значенья достигает своего
Первичной части речи поневоле.
3 августа 1997 года
* * *
Время - не в счёт,
Времени много.
Время течёт,
Время - дорога
Вечная,
Путь,
Перемещенье,
Время - не суть,
А ощущенье.
25 августа 1997 года
С ухмылкой
Эгоизм не есть что-то выдуманное людьми,
Эгоизм - это форма существования
Всего, чему суждено появляться на свет, цвести,
Плодиться, потом увядать, умирать. Желания
В форме похоти, страсти или инстинкта всё же
Друг на друга, как люди и шимпанзе, похожи.
Быть несогласным с этим - можно,
Ведь freedom of speech
Is an amendment to our constitution.
И каждый монах, и любая, простите, witch
Готовы болтать, чтоб их каждый усердно слушал
(каких бы изысканных ни было выражений)
из чисто эгоистических соображений.
13 сентября 1997 года
* * *
Бос или наг,
В тереме булки с икрой или отруби в хлеве,
Даже червяк -
Божья ведь тварь, хоть и ходит он не по-людски, а на чреве.
14 сентября 1997 года
Прогноз погоды
Такой октябрь - хоть куда,
И не октябрь будто даже.
Прозрачны небо и вода,
И оккупируются пляжи
Уже с утра - удел таков
Калифорнийских берегов.
Зимой обещан нам Содом -
Дождей необычайно много.
Но мы в своём гнезде втроём -
Почти за пазухой у Бога,
Нам окна - тот же вернисаж
В дождливый день. Дай Бог, дренаж
Не подведёт. Одна беда:
Что небо, опускаясь ниже,
И обдавая из ведра,
И растворяясь в грязной жиже,
Ворвётся, как большой балет
Из ностальгических примет.
31 октября 1997 года
Тост
В каких-нибудь нескольких тысячах вёрст
От вас я хотел бы сказать этот тост
(Пусть будет посыльной меж нами - луна)
О том, что вчера была Рош Хашана,
Увы, я её не справлял никогда,
Но это не горе, не суть, не беда,
А суть заключается именно в том,
Что я - здесь на этом, а вы - там на том
Пределе Земли, что меж нами - лишь ночь;
Раз ночь, то луна нам сумеет помочь.
Она для того по ночам и горит,
Чтоб нам было ближе, хотя бы на бит
Друг другу послать новогодний привет.
И свет её матовый полон примет
Того, что я тост сочиняю не зря,
Хотя между нами моря и моря.
Октябрь 1997 года
* * *
Мы были так невинны и беспечны,
И так наивны были, что вначале
Казалась жизнь безмерной, бесконечной,
И мы её почти не замечали -
Успеем, мол, - и проходили годы,
Мы жили, не сказать, чтобы счастливо,
Но, следуя обычаю народа,
Не зло, по крайней мере, терпеливо
Всё принимали. И, не веря в Бога,
По дереву стучали и плевали
Через плечо. И нас вела дорога,
Которую мы выбрали едва ли
Сознательно. И, жизнь считая вечной,
Мы поджидали с октября - апреля,
Следили за звездой далёко-млечной,
И не гадали, что в конце тоннеля.
19, 20 ноября 1997 года
Последний лист (из О'Генри)
"Когда последний лист покинет древо,
Я знаю, отойдёт моя душа", -
Так, еле слышно, прошептала дева
Губами голубыми. Не спеша
Качались листья за окном, и осень
Своё не забывала ремесло,
А листьев оставалось только восемь,
И за ночь их уменьшилось число,
И деве было хуже, хуже, хуже,
Натягивалась до разрыва связь,
А листья, пожелтев, срывались в лужи.
Осенний ветер завывал, резвясь
В трубе каминной. И отец, влюблённый
До сумасшествия в свою больную дочь,
Нарисовал листок один зелёный,
А после заболел и умер в ночь.
Зудила осень длинными дождями,
Потом зима взяла свою метлу.
Последний лист, как будто он гвоздями
Иль инеем прикован был к стволу,
Не падал, только медленным движеньем
На игры ветра откликался он.
Порой казалось, даже притяженьем
Земным ни капли не обременён.
И лучше, лучше становилось деве,
Весна рождалась прямо у лица…
Так зеленел последний лист на древе -
Смертельное творение отца.
22 апреля 1998 года
Пушкин
Мне приснилась река необычного, странного цвета,
И космический голос промолвил: "Войди и плыви!"
Я со страхом и с верой исполнил веление это,
А была это чёрная Чёрная речка - в крови.
25 апреля 1998 года
* * *
Показалось, улетело -
Родилась одна строка -
Не физическое тело,
Мановенье ветерка.
Был бы духом я моложе
И не маялся от дел,
Мне бы ветра, я бы тоже
Бросил всё и улетел.
30 июля 1998 года
Жив ещё
Жив еще, если душа в оболочке покоится,
В теле, где душно и тесно, и выхода нет.
А оболочку покинет - и станет покойницей,
Тут-то её заграбастают черти в момент.
Сгинув, душа ужаснётся, обратно попросится
В тело истлевшее, ставшее просто костьми.
Но не ответит земная ей разноголосица -
Лишь пустота и безвременье в космосе тьмы.
25 сентября 1998 года
* * *
Я думаю, что Бог на небе есть,
Хотя от нас, несведущих, сокрыта
Его густая, вздыбленная шерсть,
Рога, и хвост, и когти, и копыта.
24 октября 1998 года
* * *
Все уснули крепко, как малыши,
Время сыплется с часов, не спеша
И не ведая, что в этой тиши
Не строка вдруг родилась, а душа.
25 октября 1998 года